![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Жила-была бабушка, а дедушка у нее уже помер, но она несильно горевала, потому что был дедушка козлом, и бил ее, по пьяни. Правда порой ей было скучно и она вспоминала деду добрым словом, иногда даже очень добрым, и не забывала ходить к нему в Троицу на могилку , и даже выпивала с ним рюмашечку, и ему хлеба с водкой оставляла. А больше всего бабушка не любила Новый Год, потому что все детишки ее тоже уже умели, точнее не уже, а вообще, потому что не смогли родившись в 50-е годы российского летоисчисления выжить в полуголодной Сибири, куда бабушку с дедушкой сослали.
Но смерти бабушка не ждала, она торжественно закапывала, читая псалмы головы отрубленые у курочек, а поросенку Васе даже соорудила маленький холмик, на котором расцвели розы, которые Вася сожрал еще год назад. Кстати этого бабушка ему так и не простила. А еще у бабушки был телевизор, в нем она тоже видела, что жизнь есть и смерти ждут очень немногие, хотя некоторым из телевизора она смерти желала, так на всякий случай, потому что грешны были те люди, и не ведали что творили, и бабушка думала что их спасет и прости господь, а на земле им тяжело и грехи их в могилку тянут, сердечных.
Каждое утро бабушка ритуально зажигала кадило у иконостаса, выглядывала в окно, и если ей везло то видела как очередную соседку с правого конца деревни, того что у обрыва, несут ногами вперед, и главное, вперед бабушки несут, а ей смерть еще отвела времени. Потом она шла в огород, если было лето, и в коровник покормить живность, если была зима. Потом у проруби зимой, или у мостков летом, набирала воды, и принималась мыть полы, потому что и живым и мертвым приятно если в доме чистота, а пыли нет даже за печкой.
Кушала бабушка скромно, а пенсию почти не тратила, один лишь раз на пенсию десятимесячную съездила в Москву, да посмотрела на заморское диво: Мадонну. Та ей не понравилась, и ей бабушка тоже пожелала смерти, потому как имя у девчины было святое а повадки бесовские, да и вокруг бабки, все больше не люди, а черти кружились в дурных плясках, им бабушка ничего не пожелала, только крестила направо да налево.
А вернувшись в сибрскую свою деревню бабушка вдруг заболела, виной тому была непривычная еда, да ритм жизни московский, который ну никак бабке не подходил. Но из райцентра вызвали фельдшера, и наша бабуля снова выкарабкалась, в очередной раз отложив свою смерть на лучшие времена. Так проходил год за годом. Бабушка уже не старела, ей было некуда стареть, а молодеть было не к лицу. Так и ходила она из хлева в огород, с огорода на речку, да с речки в дом, пока однажды, совершенно неоижиданно для бабки, да как говорили из телевизора, для всей страны, на областной центр, на Новосибирск, вероломно упала ракета, ракета та была из страны в которой жила бесовская Мадонна, и как видела из подслеопватого оконца экрана бабка "ярость и справедливое возмездие постигли многие города США", там, за морем. Потом бабушка снова сильно захворала, но фельдшера к ней так и не прислалли, да и в деревне то, к слову сказать почти никого не осталось, а те что остались, сидели по погребам и носу на улицу не казали.
...Смит улыбнулся и тут же закашлялся, он знал, что ему не рекомендовали не то что громко смеятся, но даже и резко вдыхать. Он уже пять лет как похоронил свою Мери, но все еще скучал по ней, а все родные давным давно разъехались, кто в Сиетл, кто в Лос-Анджелес, а кто и в Сан-Франциско. Смит почти не верил в бога, и немного сомневался в смерти, потому что она все еще не приходила, а стареть ему было уже, ну вы понимаете. В бога он перестал верить с тех пор как его друг, бледеющий и страшный, рассказал ему как был приведен в действие механизм отпускающий на волю "Толстяка" и как он, его друг, теперь боится летать и смотреть вниз, потому что пролетая над городами ему видятся вместо мирных городов, пейзажи горящих высоток и плавящиеся реки.
В маленьком городке Смита была всего одна улица, аптека, баптиская церковь и три магазина, каждый из которых устраивал акции "фантастических скидок", по пятницам, субботам и воскресениям, к чести владельцев магазинов, они умудрились договориться о очередности акций, и никогда договора не нарушали.
Однажды Смит увидел по телевизору Сибирь, на которую было направлено "справедливое возмездие" за ущемление свободы и права на жизнь всей планеты и в частности США. А потом телевизор перестал работать. Смит кряхтя добрался до шкафа, одел костюм, который больше всего любила Мери, он был ему велик, ведь Смита согнула старость, подошел к кровати, одернул покрывало, лег и тихо сказал: "Вот ведь мудаки"
В это же время, бабушка одела старый дедушкин сюртюк, оправила волосы обручем, легла на койку, и тихо произнесла: "Черти хвостатые".
Но смерти бабушка не ждала, она торжественно закапывала, читая псалмы головы отрубленые у курочек, а поросенку Васе даже соорудила маленький холмик, на котором расцвели розы, которые Вася сожрал еще год назад. Кстати этого бабушка ему так и не простила. А еще у бабушки был телевизор, в нем она тоже видела, что жизнь есть и смерти ждут очень немногие, хотя некоторым из телевизора она смерти желала, так на всякий случай, потому что грешны были те люди, и не ведали что творили, и бабушка думала что их спасет и прости господь, а на земле им тяжело и грехи их в могилку тянут, сердечных.
Каждое утро бабушка ритуально зажигала кадило у иконостаса, выглядывала в окно, и если ей везло то видела как очередную соседку с правого конца деревни, того что у обрыва, несут ногами вперед, и главное, вперед бабушки несут, а ей смерть еще отвела времени. Потом она шла в огород, если было лето, и в коровник покормить живность, если была зима. Потом у проруби зимой, или у мостков летом, набирала воды, и принималась мыть полы, потому что и живым и мертвым приятно если в доме чистота, а пыли нет даже за печкой.
Кушала бабушка скромно, а пенсию почти не тратила, один лишь раз на пенсию десятимесячную съездила в Москву, да посмотрела на заморское диво: Мадонну. Та ей не понравилась, и ей бабушка тоже пожелала смерти, потому как имя у девчины было святое а повадки бесовские, да и вокруг бабки, все больше не люди, а черти кружились в дурных плясках, им бабушка ничего не пожелала, только крестила направо да налево.
А вернувшись в сибрскую свою деревню бабушка вдруг заболела, виной тому была непривычная еда, да ритм жизни московский, который ну никак бабке не подходил. Но из райцентра вызвали фельдшера, и наша бабуля снова выкарабкалась, в очередной раз отложив свою смерть на лучшие времена. Так проходил год за годом. Бабушка уже не старела, ей было некуда стареть, а молодеть было не к лицу. Так и ходила она из хлева в огород, с огорода на речку, да с речки в дом, пока однажды, совершенно неоижиданно для бабки, да как говорили из телевизора, для всей страны, на областной центр, на Новосибирск, вероломно упала ракета, ракета та была из страны в которой жила бесовская Мадонна, и как видела из подслеопватого оконца экрана бабка "ярость и справедливое возмездие постигли многие города США", там, за морем. Потом бабушка снова сильно захворала, но фельдшера к ней так и не прислалли, да и в деревне то, к слову сказать почти никого не осталось, а те что остались, сидели по погребам и носу на улицу не казали.
...Смит улыбнулся и тут же закашлялся, он знал, что ему не рекомендовали не то что громко смеятся, но даже и резко вдыхать. Он уже пять лет как похоронил свою Мери, но все еще скучал по ней, а все родные давным давно разъехались, кто в Сиетл, кто в Лос-Анджелес, а кто и в Сан-Франциско. Смит почти не верил в бога, и немного сомневался в смерти, потому что она все еще не приходила, а стареть ему было уже, ну вы понимаете. В бога он перестал верить с тех пор как его друг, бледеющий и страшный, рассказал ему как был приведен в действие механизм отпускающий на волю "Толстяка" и как он, его друг, теперь боится летать и смотреть вниз, потому что пролетая над городами ему видятся вместо мирных городов, пейзажи горящих высоток и плавящиеся реки.
В маленьком городке Смита была всего одна улица, аптека, баптиская церковь и три магазина, каждый из которых устраивал акции "фантастических скидок", по пятницам, субботам и воскресениям, к чести владельцев магазинов, они умудрились договориться о очередности акций, и никогда договора не нарушали.
Однажды Смит увидел по телевизору Сибирь, на которую было направлено "справедливое возмездие" за ущемление свободы и права на жизнь всей планеты и в частности США. А потом телевизор перестал работать. Смит кряхтя добрался до шкафа, одел костюм, который больше всего любила Мери, он был ему велик, ведь Смита согнула старость, подошел к кровати, одернул покрывало, лег и тихо сказал: "Вот ведь мудаки"
В это же время, бабушка одела старый дедушкин сюртюк, оправила волосы обручем, легла на койку, и тихо произнесла: "Черти хвостатые".
